АУДИО-СКАЗКИ
|
ОРУЖЕЙНИК ПРОСПЕРО  Глава 11 ГИБЕЛЬ КОНДИТЕРСКОЙ Глава 12 УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ РАЗДВАТРИС Что случилось с разоблаченной куклой дальше, пока неизвестно. Кроме того, мы воздержимся пока что и от прочих объяснений, а именно: какой такой попугай сидел на дереве и почему испугался почтенный зоолог, кото- рый, быть может, и до сих пор висит на суку, как выстиранная рубаха; ка- ким образом оружейник Просперо оказался на свободе и откуда появилась пантера; каким способом Суок очутилась на плече оружейника; что это было за чудовище, говорившее на человеческом языке, какую оно передало дощеч- ку Суок и почему оно умерло... Все разъяснится в свое время. Уверяю вас, что никаких чудес не проис- ходило, а все совершалось, как говорят ученые, по железным законам логи- ки. А сейчас утро. Как раз к этому утру удивительно похорошела природа. Даже у одной старой девы, имевшей выразительную наружность козла, перес- тала болеть голова, нывшая у нее с детства. Такой был воздух в это утро. Деревья не шумели, а пели детскими веселыми голосами. В такое утро каждому хочется танцевать. Поэтому неудивительно, что зал учителя танцев Раздватриса был переполнен. На пустой желудок, конечно, не потанцуешь. Не потанцуешь, конечно, и с горя. Но пустые желудки и горе были только у тех, кто собирался сегод- ня в рабочих кварталах, чтобы снова идти в поход на Дворец Трех Толстя- ков. А франты, дамы, сыновья и дочери обжор и богачей чувствовали себя превосходно. Они не знали, что гимнаст Тибул строит в полки бедный, го- лодный рабочий люд; они не знали, что маленькая танцовщица Суок освобо- дила оружейника Просперо, которого только и ждал народ; они мало прида- вали значения тем волнениям, которые поднялись в городе. - Пустяки! - говорила хорошенькая, но востроносая барышня, приготов- ляя бальные туфли. - Если они снова пойдут штурмовать дворец, гвардейцы уничтожат их, как в прошлый раз. - Конечно! - заливался молодой франт, грызя яблоко и оглядывая свой фрак. - Эти рудокопы и эти грязные ремесленники не имеют ружей, пистоле- тов и сабель. А у гвардейцев есть даже пушки. Пара за парой подходили беспечные и самодовольные люди к дому Разд- ватриса. На дверях у него висела дощечка с надписью: УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ РАЗДВАТРИС Учу не только танцам, но вообще красоте, изяществу, легкости, вежливости и поэтическому взгляду на жизнь. Плата за десять танцев вперед. На большом паркете медового цвета в круглом зале Раздватрис препода- вал свое искусство. Он сам играл на черной флейте, которая каким-то чудом держалась у его губ, потому что он все время размахивал руками в кружевных манжетах и белых лайковых перчатках. Он изгибался, принимал позы, закатывал глазки, отбивал каблуком такт и каждую минуту подбегал к зеркалу посмотреть: красив ли он, хорошо ли сидят бантики, блестит ли напомаженная голова... Пары вертелись. Их было так много и они так потели, что можно было подумать: варится какой-то пестрый и, должно быть, невкусный суп. То кавалер, то дама, завертевшись в общей сутолоке, становились похо- жими либо на хвостатую репу, либо на лист капусты, или еще на что-нибудь непонятное, цветное и причудливое, что можно найти в тарелке супа. А Раздватрис исполнял в этом супе должность ложки. Тем более что он был очень длинный, тонкий и изогнутый. Ах, если бы Суок посмотрела на эти танцы, вот бы она смеялась! Даже тогда, когда она играла роль Золотой Кочерыжки в пантомиме "Глупый ко- роль", и то она танцевала куда изящней. А между тем ей нужно было танце- вать, как танцуют кочерыжки. И в самый разгар танцев три огромных кулака в грубых кожаных перчат- ках постучали в дверь учителя танцев Раздватриса. По виду эти кулаки мало чем отличались от глиняных деревянных кувши- нов. "Суп" остановился. А через пять минут учителя танцев Раздватриса везли во Дворец Трех Толстяков. Три гвардейца прискакали за ним. Один из них посадил его на круп своей лошади спиной к себе - другими словами, Раздватрис ехал задом наперед. Другой гвардеец вез его большую картонную коробку. Она была весьма вместительна. - Я ведь должен взять с собой некоторые костюмы, музыкальные инстру- менты, а также парики, ноты и любимые романсы, - заявил Раздватрис, со- бираясь в путь. - Неизвестно, сколько мне придется пробыть при дворе. А я привык к изяществу и красоте, а потому люблю часто менять одежду. Танцоры бежали за лошадьми, махали платками и кричали Раздватрису приветствия. Солнце влезло высоко. Раздватрис был доволен, что его вызвали во дворец. Он любил Трех Толстяков за то, что их любили сыновья и дочери не менее толстых бога- чей. Чем был богаче богач, тем больше он нравился Раздватрису. "В самом деле, - рассуждал он, - какая мне польза от бедняков? Разве они учатся танцевать? Они всегда заняты работой и никогда не имеют де- нег. То ли дело богатые купцы, богатые франты и дамы! У них всегда много денег, и они никогда ничего не делают". Как видите, Раздватрис был не глуп по-своему, но по-нашему - глуп. "Дура эта Суок! - удивлялся он, вспоминая маленькую танцовщицу. - За- чем она танцует для нищих, для солдат, ремесленников и оборванных детей? Ведь они ей платят так мало денег". Должно быть, еще больше удивился бы глупый Раздватрис, если б узнал, что эта маленькая танцовщица рискнула своей жизнью, чтобы спасти вождя этих нищих, ремесленников и оборванных детей - оружейника Просперо. Всадники скакали быстро. Происшествия в пути были довольно странные. Постоянно вдалеке хлопали выстрелы. Кучки взволнованных людей толпились у ворот. Иногда через ули- цу перебегали два-три ремесленника, держа в руках пистолеты... Лавочни- кам, казалось бы, только и торговать в такой чудный день, а они закрыва- ли окна и высовывали свои толстые, блестящие щеки из форточек. Разные голоса из квартала в квартал перекликались: - Просперо! - Просперо! - Он с нами! - С на-а-ми! Порой пролетал гвардеец на разгоряченной лошади, разбрасывающей пену. Порой какой-нибудь толстяк, пыхтя, бежал в проулок, а по сторонам бежали ражие слуги, приготовив палки для защиты своего господина. В одном месте такие слуги, вместо того чтобы защищать своего толстого хозяина, совершенно неожиданно принялись его избивать, производя шум на целый квартал. Раздватрис сперва подумал, что это выколачивают пыль из турецкого ди- вана. Отсыпав три дюжины ударов, слуги поочередно лягнули толстяка в зад, потом, обнявшись и потрясая палками, побежали куда-то, крича: - Долой Трех Толстяков! Мы не хотим служить богачам! Да здравствует народ! А голоса перекликались: - Просперо! - Про-о-оспе-еро! Словом, была большая тревога. В воздухе пахло порохом. И наконец случилось последнее происшествие. Десять гвардейцев преградили путь трем своим товарищам, везшим Разд- ватриса. Это были пешие гвардейцы. - Стой! - сказал один из них. Голубые глаза его сверкали гневом. - Кто вы? - Не видишь? - спросил так же гневно гвардеец, за спиной которого си- дел Раздватрис. Лошадям, задержанным на полном ходу, не стоялось. Тряслась сбруя. Тряслись поджилки у учителя танцев Раздватриса. Неизвестно, что тряслось громче. - Мы солдаты дворцовой гвардии Трех Толстяков. - Мы спешим во дворец. Пропустите нас немедленно! Тогда голубоглазый гвардеец вынул из-за шарфа пистолет и сказал: - В таком случае, отдайте ваши пистолеты и сабли. Оружие солдата должно служить только народу, а не Трем Толстякам! Все гвардейцы, окружившие всадников, вынули пистолеты. Всадники схва- тились за свое оружие. Раздватрис лишился чувств и свалился с лошади. Когда он очнулся - точно сказать нельзя, но во всяком случае уже после того, как бой между сопровождавшими его гвардейцами и теми, которые их задержали, окончился. Очевидно, победили последние. Раздватрис увидел около себя того самого, за чьей спиной он сидел. Этот гвардеец был мертв. - Кровь, - пролепетал Раздватрис, закрывая глаза. Но то, что он увидел через секунду, потрясло его в три раза сильнее. Его картонная коробка была разбита. Его имущество вывалилось из об- ломков коробки. Его чудная одежда, его романсы и парики валялись в пыли на мостовой... - Ах!.. Это в пылу сражения гвардеец уронил доверенную ему коробку, и она расквасилась о пухлые камни мостовой. - А! Ах! Раздватрис бросился к своему добру. Он лихорадочно перебрал жилеты, фраки, чулки, туфли с дешевыми, но красивыми на первый взгляд пряжками и снова сел на землю. Его горе не имело границ. Все вещи, весь туалет ос- тался на месте, но самое главное было похищено. И пока Раздватрис возде- вал к голубому небу свои кулачки, похожие на булочки, три всадника нес- лись во весь опор к Дворцу Трех Толстяков. Их лошади принадлежали до сражения трем гвардейцам, везшим учителя танцев Раздватриса. После сражения, когда один из них был убит, а ос- тальные сдались и перешли на сторону народа, победители нашли в разбив- шейся коробке Раздватриса нечто розовое, завернутое в марлю. Тогда трое из них немедленно вскочили на отвоеванных лошадей и поскакали. Скакавший впереди голубоглазый гвардеец прижимал к груди нечто розо- вое, завернутое в марлю. Встречные шарахались в сторону. На шляпе гвардейца была красная ко- карда. Это означало, что он перешел на сторону народа. Тогда встречные, если это не были толстяки или обжоры, аплодировали ему вслед. Но, приг- лядевшись, в изумлении замирали: из свертка, который гвардеец держал на груди, свисали ноги девочки в розовых туфлях с золотыми розами вместо пряжек... Глава 13 ПОБЕДА Только что мы описывали утро с его необычайными происшествиями, а сейчас повернем обратно и будем описывать ночь, которая предшествовала этому утру и была, как вы уже знаете, полна не менее удивительными про- исшествиями. В эту ночь оружейник Просперо бежал из Дворца Трех Толстяков, в эту ночь Суок была схвачена на месте преступления. Кроме того, в эту ночь три человека с прикрытыми фонарями вошли в спальню наследника Тутти. Это происходило приблизительно через час после того, как оружейник Просперо разгромил дворцовую кондитерскую и гвардейцы взяли Суок в плен возле спасательной кастрюли. В спальне было темно. Высокие окна были наполнены звездами. Мальчик крепко спал, дыша очень спокойно и тихо. Три человека всячески старались спрятать свет своих фонарей. Что они делали - неизвестно. Слышался только шепот. Караул, стоявший у дверей спальни снаружи, продолжал стоять как ни в чем не бывало. Очевидно, трое вошедших к наследнику имели какое-то право хозяйничать в его спальне. Вы уже знаете, что воспитатели наследника Тутти не отличались храб- ростью. Вы помните случай с куклой. Вы помните, как был испуган воспита- тель при жуткой сцене в саду, когда гвардейцы искололи куклу саблями. Вы видели, как струсил воспитатель, рассказывая об этой сцене Трем Толстя- кам. На этот раз дежурный воспитатель оказался таким же трусом. Представьте, он находился в спальне, когда вошли трое неизвестных с фонарями. Он сидел у окна, оберегая сон наследника, и, чтобы не заснуть, глядел на звезды и проверял свои знания в астрономии. Но тут скрипнула дверь, блеснул свет и мелькнули три таинственные фи- гуры. Тогда воспитатель спрятался в кресле. Больше всего он боялся, что его длинный нос выдаст его с головой. В самом деле, этот удивительный нос четко чернел на фоне звездного окна и мог быть сразу замечен. Но трус себя успокаивал: "Авось они подумают, что это такое украшение на ручке кресла или карниз противоположного дома". Три фигуры, чуть-чуть освещенные желтым светом фонарей, подошли к кровати наследника. - Есть, - раздался шепот. - Спит, - ответил другой. - Тес!.. - Ничего. Он спит крепко. - Итак, действуйте. Что-то звякнуло. На лбу у воспитателя выступил холодный пот. Он почувствовал, что его нос от страха растет. - Готово, - шипел чей-то голос. - Давайте. Опять что-то звякнуло, потом булькнуло и полилось. И вдруг снова нас- тупила тишина. - Куда вливать? - В ухо. - Он спит, положив голову на щеку. Это как раз удобно. Лейте в ухо... - Только осторожно. По капельке. - Ровно десять капель. Первая капля кажется страшно холодной, а вто- рая не вызывает никакого ощущения, потому что первая действует немедлен- но. После нее исчезнет всякая чувствительность. - Старайтесь влить жидкость так, чтобы между первой и второй каплей не было никакого промежутка. - Иначе мальчик проснется, точно от прикосновения льда. - Тес!.. Вливаю... Раз, два!.. И тут воспитатель почувствовал сильный запах ландыша. Он разлился по всей комнате. - Три, четыре, пять, шесть... - отсчитывал чей-то голос быстрым шепо- том. - Готово. - Теперь он будет спать три дня непробудным сном. - И он не будет знать, что стало с его куклой... - Он проснется, когда уже все окончится. - А то, пожалуй, он начал бы плакать, топать ногами, и в конце концов Три Толстяка простили бы девчонку и даровали бы ей жизнь... Три незнакомца исчезли. Дрожащий воспитатель встал. Зажег маленькую лампочку, горевшую пламенем в форме оранжевого цветка, и подошел к кро- вати. Наследник Тутти лежал в кружевах, под шелковыми покрывалами маленький и важный. На огромных подушках покоилась его голова с растрепанными золотыми волосами. Воспитатель нагнулся и приблизил лампочку к бледному лицу мальчика. В маленьком ухе сверкала капля, будто жемчужина в раковине. Золотисто-зеленый свет переливался в ней. Воспитатель прикоснулся к ней мизинцем. На маленьком ухе ничего не осталось, а всю руку воспитателя пронизал острый, нестерпимый холод. Мальчик спал непробудным сном. А через несколько часов наступило то прелестное утро, которое мы уже имели удовольствие описывать нашим читателям. Мы знаем, что произошло в это утро с учителем танцев Раздватрисом, но нам гораздо интереснее узнать, что стало в это утро с Суок. Ведь мы ее оставили в таком ужасном положении! Сперва решено было бросить ее в подземелье. - Нет, это слишком сложно, - сказал государственный канцлер. - Мы устроим скорый и справедливый суд. - Конечно, нечего возиться с девчонкой, - согласились Три Толстяка. Однако не забудьте, что Три Толстяка пережили очень неприятные мину- ты, удирая от пантеры. Им необходимо было отдохнуть. Они сказали так: - Мы поспим немного. А утром устроим суд. С этими словами они разошлись по своим спальням. Государственный канцлер, который не сомневался в том, что куклу, ока- завшуюся девочкой, суд приговорит к смерти, отдал приказание усыпить наследника Тутти, чтобы он своими слезами не смягчил страшного пригово- ра. Три человека с фонарями, как вы уже знаете, проделали это. Наследник Тутти спал. Суок сидела в караульном помещении. Караульное помещение называется кордегардией. Так, Суок в это утро сидела в кордегардии. Ее окружали гвардейцы. Посторонний человек, зайдя в кордегардию, долго бы удивлялся: почему эта хорошенькая печальная девочка в необыкновенно нарядном розо- вом платье находится среди гвардейцев? Ее вид совершенно не вязался с грубой обстановкой кордегардии, где валялись седла, оружие, пивные круж- ки. Гвардейцы играли в карты, дымили синим вонючим дымом из своих трубок, бранились, поминутно затевали драку. Эти гвардейцы еще были верны Трем Толстякам. Они грозили Суок огромными кулаками, делали ей страшные рожи и топали на нее ногами. Суок относилась к этому спокойно. Чтобы отделаться от их внимания и насолить им, она высунула язык и, оборотившись ко всем сразу, сидела с такой рожей целый час. Сидеть на бочонке ей казалось достаточно удобным. Правда, платье от такого сиденья пачкалось, но уже и без того оно потеряло свой прежний вид: его изорвали ветки, обожгли факелы, измяли гвардейцы, обрызгали си- ропы. Суок не думала о своей участи. Девочки ее возраста не страшатся явной опасности. Они не испугаются направленного на них пистолетного дула, но зато им будет страшно остаться в темной комнате. Она думала так: "Оружейник Просперо на свободе. Сейчас он вместе с Тибулом поведет бедняков во дворец. Они меня освободят". В то время, когда Суок размышляла таким образом, к дворцу прискакали три гвардейца, о которых мы говорили в предыдущей главе. Один из них, голубоглазый, как вы уже знаете, вез какой-то таинственный сверток, из которого свисали ноги в розовых туфлях с золотыми розами вместо пряжек. Подъезжая к мосту, где стоял караул, верный Трем Толстякам, эти три гвардейца сорвали со своих шляп красные кокарды. Это было необходимо для того, чтобы караул их пропустил. Иначе, если бы караул увидел красные кокарды, он начал бы стрелять в этих гвардейцев, потому что они перешли на сторону народа. Они пронеслись мимо караула, едва не опрокинув начальника. - Должно быть, какое-нибудь важное донесение, - сказал начальник, поднимая свою шляпу и стряхивая пыль с мундира. В этот момент настал для Суок последний час. Государственный канцлер вошел в кордегардию. Гвардейцы вскочили и стали смирно, вытянув свои огромные перчатки по швам. - Где девчонка? - спросил канцлер, поднимая очки. - Иди сюда! - крикнул девочке самый главный гвардеец. Суок сползла с бочонка. Гвардеец грубо схватил ее поперек пояса и поднял. - Три Толстяка ожидают в Зале Суда, - сказал канцлер, опуская очки. - Несите девчонку за мной. С этими словами канцлер вышел из кордегардии. Гвардеец шагнул за ним, держа Суок одной рукой на весу. О, золотые розы! О, розовый шелк! Все это погибло под безжалостной рукой. Суок, которой было больно и неловко висеть поперек страшной руки гвардейца, ущипнула его повыше локтя. Она собрала силы, и щипок получил- ся основательный, несмотря на плотный рукав мундира. - Черт! - выругался гвардеец и уронил девочку. - Что? - обернулся канцлер. И тут канцлер почувствовал совершенно неожиданный удар по уху. Канц- лер упал. И за ним немедленно упал гвардеец, который только что расправлялся с Суок. Его тоже ударили по уху. Но как! Можете себе представить, какой силы должен быть удар, чтобы свалить без чувств такого огромного и злого гвардейца. Прежде чем Суок успела оглянуться, чьи-то руки снова подхватили ее и потащили. Это тоже были грубые и сильные руки, но они казались добрее, и в них Суок чувствовала себя ловчей, чем в руках гвардейца, который валялся те- перь на блестящем полу. - Не бойся! - шепнул ей чей-то голос. Толстяки нетерпеливо дожидались в Зале Суда. Они сами хотели судить хитрую куклу. Вокруг сидели чиновники, советники, судьи и секретари. Разноцветные парики - малиновые, сиреневые, ярко-зеленые, рыжие, белые и золотые - пылали в солнечных лучах. Но даже веселый солнечный свет не мог украсить надутые физиономии под этими париками. Три Толстяка по-прежнему страдали от жары. Пот сыпался с них, как го- рох, и портил лежащие перед ними бумажные листы. Секретари ежеминутно меняли бумагу. - Наш канцлер заставляет себя долго ждать, - сказал Первый Толстяк, шевеля пальцами, как удавленник. Наконец долгожданные появились. Три гвардейца вошли в зал. Один держал на руках девочку. О, как пе- чально она выглядела! Розовое платье, поражавшее вчера своим сиянием и дорогой искусной от- делкой, превратилось теперь в жалкие лохмотья. Увяли золотые розы, осы- пались блестки, измялся и истрепался шелк. Голова девочки уныло свисала к плечу гвардейца. Девочка была смертельно бледна, и ее лукавые серые глаза погасли. Пестрое собрание подняло головы. Три Толстяка потирали руки. Секретари вынули длинные перья из-за своих не менее длинных ушей. - Так, - сказал Первый Толстяк. - А где же государственный канцлер? Гвардеец, державший девочку, стал перед собранием и доложил. Голубые глаза его весело блестели: - У господина государственного канцлера по дороге случилось расстройство желудка. Объяснение это всех удовлетворило. Суд начался. Гвардеец усадил бедную девочку на грубую скамью перед столом судей. Она сидела, поникнув головой. Первый Толстяк начал допрос. Но тут встретилось весьма важное препятствие: Суок не хотела отвечать ни на один вопрос. - Прекрасно! - рассердился Толстяк. - Прекрасно! Тем хуже для нее. Она не удостаивает нас ответом - хорошо... Тем страшней мы выдумаем для нее кару! Суок не шелохнулась. Три гвардейца, точно окаменев, стояли по сторонам. - Позвать свидетелей! - распорядился Толстяк. Свидетель был только один. Его привели. Это был уважаемый зоолог, смотритель зверинца. Всю ночь он провисел на суку. Его только теперь сняли. Он так и вошел: в цветном халате, в полосатом белье и в ночном колпаке. Кисть колпака волочилась за ним по земле, как кишка. Увидев Суок, которая сидела на скамье, зоолог зашатался от страха. Его поддержали. - Расскажите, как было дело. Зоолог принялся обстоятельно рассказывать. Он сообщил о том, как, влезши на дерево, он увидел между ветвями куклу наследника Тутти. Так как он никогда не видел живых кукол и не предполагал, что куклы по ночам лазят на деревья, то он очень испугался и лишился чувств. - Каким образом она освободила оружейника Просперо? - Не знаю. Я не видел и не слышал. Мой обморок был очень глубок. - Ответишь ли ты нам, гадкая девчонка, как оружейник Просперо очутил- ся на свободе? Суок молчала. - Потрясите ее. - Хорошенько! - приказали Толстяки. Голубоглазый гвардеец встряхнул девочку за плечи. Кроме того, он пре- больно щелкнул ее в лоб. Суок молчала. Толстяки зашипели от злости. Разноцветные головы укоризненно закача- лись. - Очевидно, - сказал Первый Толстяк, - никаких подробностей нам не удастся узнать. При этих словах зоолог ударил себя ладонью по лбу: - Я знаю, что нужно сделать! Собрание насторожилось. - В зверинце есть клетка с попугаями. Там собраны попугаи самых ред- ких пород. Вам, конечно, известно, что попугай умеет запоминать и повто- рять человеческую речь. У многих попугаев чудный слух и великолепная па- мять... Я думаю, что они запомнили все, что говорилось ночью в зверинце этой девчонкой и оружейником Просперо... Поэтому я предлагаю вызвать в Зал Суда в качестве свидетеля какого-нибудь из моих удивительных попуга- ев. Гул одобрения прошел по собранию. Зоолог отправился в зверинец и вскоре вернулся. На его указательном пальце сидел большой, старый попугай с длинной красной бородой. Вспомните: когда Суок бродила ночью по зверинцу, - вспомните! - ей показался подозрительным один из попугаев. Помните, она видела, как он смотрел на нее и как, притворившись спящим, улыбнулся в свою длинную красную бороду. И теперь на пальце зоолога, так же удобно, как и на своей серебряной жердочке, сидел этот самый краснобородый попугай. Теперь он улыбался весьма недвусмысленно, радуясь, что выдаст бедную Суок. Зоолог заговорил с ним по-немецки. Попугаю показали девочку. Тогда он хлопнул крыльями и закричал: - Суок! Суок! Голос его походил на треск старой калитки, которую ветер рвет с ее ржавых петель. Собрание молчало. Зоолог торжествовал. А попугай продолжал делать свой донос. Он передавал действительно то, что слышал ночью. Так что если вас интересует история освобождения ору- жейника Просперо, то слушайте все, что будет кричать попугай. О! Это была действительно редкая порода попугая. Не говоря уже о кра- сивой красной бороде, которая могла сделать честь любому генералу, попу- гай искуснейшим образом передавал человеческую речь. - Кто ты? - трещал он мужским голосом. И тут же отвечал очень тоненько, подражая голосу девочки: - Я Суок. - Суок! - Меня послал Тибул. Я не кукла. Я живая девочка. Я пришла тебя осво- бодить. Ты не видел меня, как я вошла в зверинец? - Нет. Я, кажется, спал. Сегодня я заснул впервые. - Я тебя ищу в зверинце. Я увидела здесь чудовище, которое говорило человеческим голосом. Я думала, что это ты. Чудовище умерло. - Это Туб. Значит, он умер? - Умер. Я испугалась и закричала. Пришли гвардейцы, и я спряталась на дерево. Я так довольна, что ты жив! Я пришла тебя освободить. - Моя клетка крепко заперта. - У меня ключ от твоей клетки. Когда попугай пропищал последнюю фразу, негодование охватило всех. - Ах, подлая девчонка! - заорали Толстяки. - Теперь понятно все. Она украла ключ у наследника Тутти и выпустила оружейника. Оружейник разбил свою цепь, сломал клетку пантеры и схватил зверя, чтобы пройти свободно по двору. - Да! - Да! - Да! А Суок молчала. Попугай утвердительно замотал головой и трижды хлопнул крыльями. Суд окончился. Приговор был таков: "Мнимая кукла обманула наследника Тутти. Она выпустила самого главного мятежника и врага Трех Толстяков - оружейника Просперо. Из-за нее погиб лучший экземпляр пантеры. Поэтому обманщица приговаривается к смерти. Ее растерзают звери". И представьте себе: даже когда был прочитан приговор, Суок не ше- вельнулась! Все собрание двинулось в зверинец. Вой, писк и свист зверей при- ветствовали шествие. Больше всех волновался зоолог: ведь он был смотри- тель зверинца! Три Толстяка, советники, чиновники и прочие придворные расположились на трибуне. Она была защищена решеткой. Ах, как нежно светило солнце! Ах, как синело небо! Как сверкали плащи попугаев, как вертелись обезьяны, как приплясывал зеленоватый слон! Бедная Суок! Она не любовалась этим. Должно быть, глазами, полными ужаса, она смотрела на грязную клетку, где, приседая, бегали тигры. Они походили на ос - во всяком случае, имели ту же окраску: желтую с корич- невыми полосами. Они исподлобья смотрели на людей. Иногда они бесшумно разевали алые пасти, из которых воняло сырым мясом. Бедная Суок! Прощай цирк, площади. Август, лисичка в клетке, милый, большой, сме- лый Тибул! Голубоглазый гвардеец вынес девочку на середину зверинца и положил на горячий блестящий графит. - Позвольте... - сказал вдруг один из советников. - А как же наслед- ник Тутти? Ведь если он узнает, что его кукла погибла в лапах тигров, он умрет от слез. - Тес! - шепнул ему сосед. - Тес! Наследника Тутти усыпили... Он бу- дет спать непробудным сном три дня, а может быть, и больше... Все взоры устремились на розовый жалкий комок, лежавший в кругу между клеток. Тогда вошел укротитель, хлопая бичом и сверкая пистолетом. Музыканты заиграли марш. Так Суок в последний раз выступала перед публикой. - Алле! - крикнул укротитель. Железная дверь клетки загремела. Из клетки тяжело и бесшумно выбежали тигры. Толстяки захохотали. Советники захихикали и затрясли париками. Хлопал бич. Три тигра подбежали к Суок. Она лежала неподвижно, глядя в небо неподвижными серыми глазами. Все приподнялись. Все готовы были закричать от удовольствия, увидев расправу зверей с маленьким другом народа... Но... тигры подошли, один нагнул лобастую голову, понюхал, другой тронул кошачьей лапой девочку, третий, даже не обратив внимания, пробе- жал мимо и, став перед трибуной, начал рычать на Толстяков. Тогда все увидели, что это была не живая девочка, а кукла - рваная, старая, никуда не годная кукла. Скандал был полный. Зоолог от конфуза откусил себе половину языка. Укротитель загнал зверей обратно в клетку и, презрительно подкинув ногой мертвую куклу, ушел снимать свой парадный костюм, синий с золотыми шну- рами. Общество молчало пять минут. И молчание нарушилось самым неожиданным образом: над зверинцем в го- лубом небе разорвалась бомба. Все зрители рухнули носами в деревянный пол трибуны. Все звери стали на задние лапы. Немедленно разорвалась вторая бомба. Небо заполнилось белым круглым дымом. - Что это? Что это? Что это? - полетели крики. - Народ идет на приступ! - У народа - пушки! - Гвардейцы изменили!!! - О! Ан О!!! Парк заполнился шумом, криками, выстрелами. Мятежники ворвались в парк - это было ясно! Вся компания бросилась бежать из зверинца. Минист- ры обнажили шпаги. Толстяки орали благим матом. В парке они увидели сле- дующее. Со всех сторон наступали люди. Их было множество. Обнаженные головы, окровавленные лбы, разорванные куртки, счастливые лица... Это шел народ, который сегодня победил. Гвардейцы смешались с ним. Красные кокарды сия- ли на их шляпах. Рабочие были тоже вооружены. Бедняки в коричневых одеж- дах, в деревянных башмаках надвигались целым войском. Деревья гнулись под их напором, кусты трещали. - Мы победили! - кричал народ. Три Толстяка увидели, что спасения нет. - Нет! - завыл один из них. - Неправда! Гвардейцы, стреляйте в них! Но гвардейцы стояли в одних рядах с бедняками. И тогда прогремел го- лос, покрывший шум всей толпы. Это говорил оружейник Просперо: - Сдавайтесь! Народ победил! Кончилось царство богачей и обжор! Весь город в руках народа. Все Толстяки в плену. Плотная пестрая волнующая стена обступила Толстяков. Люди размахивали алыми знаменами, палками, саблями, потрясали кулака- ми. И тут началась песня. Тибул в своем зеленом плаще, с головой, пере- вязанной тряпкой, через которую просачивалась кровь, стоял рядом с Прос- перо. - Это сон! - кричал кто-то из Толстяков, закрывая глаза руками. Тибул и Просперо запели. Тысячи людей подхватили песню. Она летела по всему огромному парку, через каналы и мосты. Народ, наступавший от го- родских ворот к дворцу, услышал ее и тоже начал петь. Песня перекатыва- лась, как морской вал, по дороге, через ворота, в город, по всем улицам, где наступали рабочие бедняки. И теперь пел эту песню весь город. Это была песня народа, который победил своих угнетателей. Не только Три Толстяка со своими министрами, застигнутые во дворце, жались, и ежились, и сбивались в одно жалкое стадо при звуках этой пес- ни, - все франты в городе, толстые лавочники, обжоры, купцы, знатные да- мы, лысые генералы удирали в страхе и смятении, точно это были не слова песни, а выстрелы и огонь. Они искали места, где бы спрятаться, затыкали уши, зарывались голова- ми в дорогие вышитые подушки. Кончилось тем, что огромная толпа богачей бежала в гавань, чтобы сесть на корабли и уплыть из страны, где они потеряли все: свою власть, свои деньги и привольную жизнь лентяев. Но тут их окружили матросы. Бо- гачи были арестованы. Они просили прощенья. Они говорили: - Не трогайте нас! Мы не будем больше принуждать вас работать на нас... Но народ им не верил, потому что богачи уже не раз обманывали бедня- ков и рабочих. Солнце стояла высоко над городом. Синело чистое небо. Можно было по- думать, что празднуют большой, небывалый праздник. Все было в руках народа: арсеналы, казармы, дворцы, хлебные склады, магазины. Везде стояли караулы гвардейцев с красными кокардами на шля- пах. На перекрестках развевались алые флаги с надписями: ВСЕ, ЧТО СДЕЛАНО РУКАМИ БЕДНЯКОВ, ПРИНАДЛЕЖИТ БЕДНЯКАМ. ДА ЗДРАВСТВУ- ЕТ НАРОД! ДОЛОЙ ЛЕНТЯЕВ И ОБЖОР! Но что стало с Тремя Толстяками? Их повели в главный зал дворца, чтобы показать народу. Рабочие в се- рых куртках с зелеными обшлагами, держа наперевес ружья, составляли кон- вой. Зал сверкал тысячами солнечных пятен. Сколько здесь было людей! Но как отличалось это собрание от того, перед которым пела маленькая Суок в день своего знакомства с наследником Тутти! Здесь были все те зрители, которые рукоплескали ей на площадях и рын- ках. Но теперь их лица казались веселыми и счастливыми. Люди теснились, лезли друг другу на спины, смеялись, шутили. Некоторые плакали от счастья. Никогда таких гостей не видели парадные залы дворца. И никогда еще так ярко не освещало их солнце. - Тес! - Тише! - Тише! На вершине лестницы появилась процессия пленников. Три Толстяка смот- рели в землю. Впереди шел Просперо, с ним Тибул. Колонны зашатались от восторженных криков, а Три Толстяка оглохли. Их свели по лестнице, чтобы народ их увидел ближе и убедился, что эти страшные Толстяки у него в плену. - Вот... - сказал Просперо, стоя у колонны. Он был ростом почти в по- ловину этой огромной колонны: его рыжая голова горела нестерпимым пламе- нем в солнечном сиянии. - Вот, - сказал он, - вот Три Толстяка. Они да- вили бедный народ. Они заставляли нас работать до кровавого пота и отни- мали у нас все. Видите, как они разжирели! Мы победили их. Теперь мы бу- дем работать сами для себя, мы все будем равны. У нас не будет ни бога- чей, ни лентяев, ни обжор. Тогда нам будет хорошо, мы все будем сыты и богаты. Если нам станет плохо, то мы будем знать, что нет никого, кто жиреет в то время, когда мы голодны... - Ура! Ура! - неслись крики. Три Толстяка сопели. - Сегодня день нашей победы. Смотрите, как сияет солнце! Слушайте, как поют птицы! Слушайте, как пахнут цветы. Запомните этот день, запом- ните этот час! И когда прозвучало слово "час", все головы повернулись туда, где были часы. Они висели между двумя колоннами, в глубокой нише. Это был огромный ящик из дуба, с резными и эмалевыми украшениями. Посередине темнел диск с цифрами. "Который час?" - подумал каждый. И вдруг (это уже последнее "вдруг" в нашем романе)... Вдруг дубовая дверь ящика раскрылась. Никакого механизма внутри не оказалось, вся часовая машина была выломана. И вместо медных кругов и пружин в этом шкафчике сидела розовая, сверкающая и сияющая Суок. - Суок! - вздохнул зал. - Суок! - завопили дети. - Суок! Суок! Суок! - загремели рукоплескания. Голубоглазый гвардеец вынул девочку из шкафа. Это был тот же самый голубоглазый гвардеец, который похитил куклу наследника Тутти из картон- ной коробки учителя танцев Раздватриса. Он привез ее во дворец, он пова- лил ударом кулака государственного канцлера и гвардейца, который тащил бедную живую Суок. Он спрятал Суок в часовой шкаф и подменил ее мертвой, изорванной куклой. Помните, как в Зале Суда он тряс это чучело за плечи и как он отдал его на растерзание зверей? Девочку передавали из рук в руки. Люди, которые называли ее лучшей танцовщицей в мире, которые бросали ей на коврик последние монеты, при- нимали ее в объятия, шептали: "Суок!", целовали, тискали на своей груди. Там, под грубыми, рваными куртками, покрытыми сажей и дегтем, бились исстрадавшиеся, большие, полные нежности сердца. Она смеялась, трепала их спутанные волосы, вытирала маленькими руками свежую кровь с их лиц, тормошила детей и строила им рожи, плакала и ле- петала что-то неразборчивое. - Дайте ее сюда, - сказал оружейник Просперо дрогнувшим голосом; мно- гим показалось, что в глазах его блеснули слезы. - Это моя спасительни- ца! - Сюда! Сюда! - кричал Тибул, размахивая зеленым плащом, как огромным листом лопуха. - Это мой маленький дружок. Иди суда, Суок. А издали спешил, пробиваясь сквозь толпу, маленький улыбающийся док- тор Гаспар... Трех Толстяков загнали в ту самую клетку, в которой сидел оружейник Просперо. ЭПИЛОГ Спустя год был шумный и веселый праздник. Народ справлял первую го- довщину освобождения из-под власти Трех Толстяков. На Площади Звезды был устроен спектакль для детей. На афишах красова- лись надписи: СУОК! СУОК! СУОК! Тысячи детей ожидали появления любимой актрисы. И в этот праздничный день она представляла не одна: маленький мальчик, слегка похожий на нее, только с золотыми волосами, вышел вместе с ней на эстраду. Это был ее брат. А прежде он был наследником Тутти. Город шумел, трещали флаги, мокрые розы сыпались из мисок цветочниц, прыгали лошади, разукрашенные разноцветными перьями, крутились карусели, а на Площади Звезды маленькие зрители, замирая, следили за представлени- ем. Потом Суок и Тутти были засыпаны цветами. Дети окружили их. Суок вынула маленькую дощечку из кармана своего нового платья и кое-что прочла детям. Наши читатели помнят эту дощечку. В одну страшную ночь умирающий та- инственный человек, похожий на волка, передал ей дощечку из печальной клетки в зверинце. Вот что было написано на ней: "Вас было двое: сестра и брат - Суок и Тутти. Когда вам исполнилось по четыре года, вас похитили из родного дома гвардейцы Трех Толстяков. Я - Туб, ученый. Меня привезли во дворец. Мне показали маленькую Суок и Тутти. Три Толстяка сказали так: "Вот видишь девочку? Сделай куклу, которая не отличалась бы от этой девочки". Я не знал, для чего это было нужно. Я сделал такую куклу. Я был большим уче- ным. Кукла должна была расти, как живая девочка. Суок исполнится пять лет, и кукле тоже. Суок станет взрослой, хорошенькой и печальной девоч- кой, и кукла станет такой же. Я сделал эту куклу. Тогда вас разлучили. Тутти остался во дворце с куклой, а Суок отдали бродячему цирку в обмен на попугая редкой породы, с длинной красной бородой. Три Толстяка прика- зали мне: "Вынь сердце мальчика и сделай для него железное сердце". Я отказался. Я сказал, что нельзя лишать человека его человеческого серд- ца. Что никакое сердце - ни железное, ни ледяное, ни золотое - не может быть дано человеку вместо простого, настоящего человеческого сердца. Ме- ня посадили в клетку, и с тех пор мальчику начали внушать, что сердце у него железное. Он должен был верить этому и быть жестоким и суровым. Я просидел среди зверей восемь лет. Я оброс шерстью, и зубы мои стали длинными и желтыми, но я не забыл вас. Я прошу у вас прощения. Мы все были обездолены Тремя Толстяками, угнетены богачами и жадными обжорами. Прости меня, Тутти, - что на языке обездоленных значит: "Разлученный". Прости меня, Суок, - что значит: "Вся жизнь"...". |
